Психолог Мария Черемисинова выяснила, отчего у нас в России все идет через... наперекосяк. Оттого, что в школе наших детей учат, сами того не подозревая, плохому. Сбивают им, кровинушкам, основу основ -- полоролевые функции. И где? На уроках литературы! Просто уродуют психику детскую да и все...
Черемисинова Мария пишет диссертацию на тему «Латентная гомосексуальность в русской классической литературе».[more]
-- В сущности, тут сенсации нет, любой психоаналитик придет к такому заключению, если не поленится и прочтет русскую классику. Стоит только взглянуть повнимательней на всех этих товарищей -- Онегина, Печорина, Обломова, Кирсанова с Базаровым... вплоть до Клима Самгина. А я в отличие от большинства прочла всю классику. Свежим взглядом окинула и многое поняла.
-- Обоснуйте, пожалуйста, свою теорию.
-- Ну, во-первых, как вам, наверное, известно, гомосексуальность бывает двух видов -- открытая (сознательная) и подавленная (латентная). С открытой все ясно. Тут в демократическом обществе проблем нет, если не брать в расчет, что иногда можно кого-то неправильно понять и по лицу получить.
А вот латентная гомосексуальность определяет в человеке целый поведенческий комплекс. Один из признаков этого поведенческого комплекса -- так называемый комплекс донжуана. Это когда мужчина с подавленной гомосексуальностью меняет женщин как перчатки, но ни с одной не имеет настоящей близости. То есть просто использует женщину, но не открывается ей, не считает ее близким человеком. Это иногда маскируется разными объяснениями -- ну там «все бабы дуры» или «они у меня все вот где»... Любимое занятие таких людей -- «кидать» женщин, то есть мстить им: сначала очаровать, потом тут же обледенить равнодушием.
-- За что мстить-то?
-- На самом деле такие мужчины женщин не любят и даже ненавидят. Они видят в них соперниц, тех, кто может в отличие от них обладать другими мужчинами «по праву».
Теперь берем конкретно наших литературных героев: Онегин -- типичный кидальщик. Ленский его на самом деле больше интересовал, чем женщины, и убил он его не потому, что хотел заполучить женщину (ему наплевать было и на Ольгу и на Татьяну), а просто из скрытой подсознательной ревности. Этакая собака на сене с пистолетом.
Печорин -- тоже кидальщик. Как он с несчастной Бэлой обошелся, вспомните, и с княжной Мери так же. Дальше... Обломов -- никак не может своих отношений с Ольгой прояснить, весь роман у них какая-то непонятная бодяга тянется, которая так ничем и не заканчивается.
-- Но подождите, Обломов-то как раз и не отличался вроде комплексом донжуана. Вялый тип.
-- Вот именно. Похож он на мужчину, по-вашему?
-- Да нет, конечно. Толстый, ленивый, безвольный.
-- Вот-вот. Зато его любимый друг Штольц -- целеустремленный, волевой, активный. И возится с Обломовым как с дитем, за диетой его следит, за духовным развитием. Обломов даже своего сына в честь Штольца Андреем называет. Типичная гомопара!
И таких пар, кроме Обломова со Штольцем, в русской литературе видимо-невидимо. Иван Иванович и Иван Никифорович Гоголя. Базаров и Кирсанов Тургенева. У Тургенева еще несколько: Хорь и Калиныч, Чертопханов и Недопюскин (фамилии-то какие говорящие!), Лежнев и Рудин... У Достоевского в «Честном воре» слабому и бесхарактерному пропойце покровительствует рассудительный портной... Да и Раскольников со своим следователем-разоблачителем полкниги в соплях купаются, с чувствами разбираются.
Им все время что-то мешает жить. Некая неизлечимая неудовлетворенность. Нечто такое, что они сами в себе не понимают и подавляют. А оно неумолимо выходит наружу и мешает жить -- им и окружающим. Герои русской классической литературы сами не жили и другим не давали.
Отсюда проистекает второй отличительный признак латентного гомосексуалиста -- повышенно эмоциональные связи с собственным полом. Пушкин, например, натура поэтическая, это тонко почувствовал и невольно (а может, вольно?) передал в стихах: «Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, Лед и пламень Не столь различны меж собой...» Ну сами посудите, с чего это нормальный мужик будет выяснять отношения с другим мужиком, различен он с ним там или не различен? Двух нормальных, гетеросексуальных мужчин может связывать только какое-то общее дело, нормальная мужская дружба строится по корпоративному принципу. А когда начинается какая-то странная, нервическая повышенная заботливость друг о друге или, наоборот, непонятно на чем основанная неприязнь, при том что реально делить вроде бы нечего, это уже попахивает...
Или, например, вспомните про лермонтовского Максим Максимыча. Что за странные чувства питал он к Печорину? И тосковал-то он по нему, когда они «расстались», и встрече радовался, чуть не прыгал (это пожилой военный-то!), и даже плакал (!), обожженный его холодностью.
-- Так, может, это у Максим Максимыча были проблемы, а не у Печорина?
-- Так не бывает. В любом чувстве всегда повинны две стороны. Видимо, когда-то Печорин повел себя соответствующим образом, сначала дал знак своим поведением, а потом «охладел» и умчался, оставив плачущего Максимыча на дороге.
-- Кстати, все эти «герои» все время куда-то мчатся...
-- Правильное наблюдение! «Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники...» «Карету мне, карету!» Скорой интимной помощи тебе карету!..
Это они от себя убегают. Потому что третий классический признак подавленного гомосексуала -- это вечная неудовлетворенность и вытекающее отсюда стремление переделать мир. Естественно, если ты себя в этом мире чувствуешь неприкаянным, а искать причину в себе страшно, то надо искать причину во внешнем мире. Закон психологии. Это не со мной что-то не так, а с миром. И начинается... Народовольцы всякие, революционеры, защитники народа... И с другой стороны -- зеркально -- феминистки, суфражистки, синие чулки.
Катюша Маслова любит Марью Павловну. Которая гордится своей физической силой и отшивает всех «приставальщиков» мужского пола, в том числе с помощью кулаков. И обе испытывают отвращение к физической любви. Это просто симптомы!
«Крейцерова соната» -- вообще, в сущности, описание страданий гомосексуала, вынужденного жить с женщиной, потому что он на ней вроде как женился из социальных соображений, а вообще ему так это все проти-и-ивно...
Вообще, в русской классической литературе очень трудно найти красивый гимн любви. Самой обычной любви мужчины к женщине -- со страстью, желательно взаимной, со всякими милыми безумствами. Во французской литературе этого достаточно, а в русской -- раз-два и обчелся -- «Капитанская дочка» Пушкина, «Первая любовь» Тургенева да «Гранатовый браслет» Куприна. И то с натяжкой.
Еще у Бунина, правда, много произведений о любви. Ну, может, у Набокова. И заметьте, Бунин, Куприн, Набоков стоят как бы наособицу в нашей литературе. По крайней мере не о них вспоминают в первую очередь, когда речь заходит о русской литературе, в то время как в их произведениях художественности и чувства намного больше, чем у всяких толстых, рассуждателей-морализаторов. Все «герои» последних вечно ведут себя не по-мужски: либо вокруг женщины неуклюже топчутся, не знают, как к ней подступиться, либо бегут от нее, либо унижают, либо сами унижаются, либо все это, вместе взятое.
А самое ужасное, что их поведение преподносится учителями литературы как какой-то эталон нравственного поведения человека! Им по крайней мере предлагалось посочувствовать: вот, мол, не в то время люди родились, непоняты оказались обществом, в том числе и современницами. Даже сам термин «лишние люди» -- просто безумие, бессмыслица какая-то. Но вспомните, каким высоким смыслом его пытались наделить! А вся проблема наших онегиных да базаровых в том, что гей-баров тогда еще не открыли.
-- Чему, оказывается, наших детей в школах учат?!
-- Неумению воспринимать себя и жизнь. Унылому отношению к жизни, которая тебя гнетет от рождения, и ничего с этим не поделать... Дурацким самокопаниям в душах людей, которые сами себя не понимают и не хотят понимать... Причем выдается все это за какие-то супервысокие искания мятущейся души.
-- Слушайте, а это что, только у нас такая литература оригинальная?
-- Ну почему только у нас... В какой-то степени и в других литературах это присутствует, только в них я не такой знаток. Вон Дон Кихота с Санчо Пансой возьмите. Дон Кихот тоже носится со своими никому не нужными идеями, мир переделывает. А переделать на самом деле ему надо бы самого себя. А именно -- пол сменить. Себе или хотя бы Санчо Пансе. А вообще...
Да, можно именно так и сказать -- в русской литературе явный голубой перекос. Но! Надо заметить, перекос только в так называемой классической литературе золотого века. Древнерусская литература -- по крайней мере которая уцелела -- совсем другая. Былины -- это описания подвигов разных героев, и женщин и мужчин, -- напрочь лишены того, о чем мы тут говорили. В былинах мужчины ведут себя как мужчины, женщины как женщины. Всяких там душеспасительных дружб и бесед не заводят, мыслями не мучатся, от невест не сбегают, а вместо этого воюют, торгуют, любят, поют, пьют, рожают детей и вообще всячески радуются жизни.
Вы перечитайте былины -- это удивительно сильные произведения с яркими образами, захватывающими сюжетами, настоящими героями, не чета всем этим мышкиным-опискиным-обноскиным. Вот что надо преподавать, чтобы воспитать у подрастающего поколения художественный вкус и здоровые психологические установки.
Но почему-то именно когда речь заходит о «классике», то учителя благоговейно закатывают глаза к потолку. Что не может, по моему мнению, не отражаться на психике некоторых впечатлительных учащихся.
Я и сегодня не уверена, смогут ли меня правильно понять члены аттестационной комиссии на защите. Но такова судьба настоящего ученого: разрушать стереотипы, чтобы дать дорогу новому. И я совершенно уверена в своей правоте. А вы неужели еще сомневаетесь?
«Не может быть», -- говорила я себе, возвращаясь домой. А приехав, сразу выхватила с полки пыльный том «Обломова», пару раз пролистнула его...
«Ах, Андрей, -- сказал он нежным, умоляющим голосом, обнимая его и кладя голову ему на плечо. -- Оставь меня совсем... забудь...
-- Как, навсегда? -- с изумлением спросил Штольц, устраняясь от его объятий и глядя ему в лицо.
-- Да, -- прошептал Обломов».
Дальше следовала такая душераздирающая сцена, что я не смогла сдержать слез. Никогда, никогда не отдам я своего ребенка в школу. Сама буду учить.
На былинах.
